Кадровая политика № 1/2003 :: Содержание

С.Т.МИНАКОВ
СОВЕТСКАЯ ВОЕННАЯ ЭЛИТА В ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ 20-30-х ГОДОВ

Советская военная элита в политической борьбе 20-х годов

1. Слухи о "военном заговоре" в Красной Армии

Первые попытки представителей советской военной элиты заявить о себе в качестве самостоятельной политической силы относятся еще ко временам гражданской войны.

…23 июля 1919 г. заместитель председателя Особого отдела ВЧК И. Павлуновский представил В. Ленину и членам Политбюро ЦК итоговый "Доклад по делу о белогвардейской организации в Полевом штабе Революционного военного совета Республики". Представленный секретный документ можно квалифицировать как самый ранний случай проявления политической нелояльности и антиправительственной конспиративной деятельности со стороны представителей советской военной элиты. В этом докладе И. Павлуновский сообщал следующее: "Арестованная в ночь с 8 на 9 июля с.г. группа лиц Полевого штаба в составе: для поручений при главкоме Исаева, начальника разведывательного отделения Кузнецова, для поручений при начальнике штаба Малышева и преподавателя Академии Генерального штаба Григорьева по данным следствия ставила перед собой следующие задачи:

а) Установление связи со штабами Деникина и Колчака.

б) Свержение Советской власти путем внутреннего переворота.

в) Захват аппарата управления армией в свои руки под видом воссоздания Генштаба...

Следствием установлено, что белогвардейская группа Полевого штаба находилась в первоначальной стадии своей организации, т.е. она только что создавалась, намечала свои задачи и планы и приступила лишь к частичной их реализации, причем была еще настолько невлиятельна, что ее нахождение в Полевом штабе не отражалось на ходе операций на фронтах. Таковое положение могло продолжаться лишь до момента установления связи со штабами Колчака и Деникина. Очевидно, что с установлением этой связи, которая, по словам Григорьева, имелась бы "недели через две", роль организации существенно изменилась бы и нахождение ее в Полевом штабе уже безусловно отражалось бы на развитии операции на фронтах; возможность этого влияния предупредил арест белогвардейской организации 9 июля сего года" (документ частично опубликован в сборнике документов "В.И. Ленин и ВЧК". М., 1975. С. 236).

События, приведшие к этому "делу" назревали еще с мая 1919 г. и были связаны с белогвардейской организацией в Петрограде, изменами ряда "военспецов", перешедших на сторону генерала Юденича и сдачей нескольких фортов на подступах к Петрограду. В связи с этим возникли, не лишенные определенных оснований, подозрения в отношении начальника Полевого штаба РВСР генерал-лейтенанта Ф. Костяева. 15 июня 1919 г. он был смещен с занимаемой должности и арестован.

"Способный генерал Костяев, - вспоминал впоследствии Л. Троцкий, - не внушал доверия и мне. Он производил впечатление чужого человека. Вацетис, однако, отстаивал его, и Костяев недурно дополнял вспыльчивого и капризного главного командующего. Заместить Костяева было нелегко. Никаких данных против него не было…".

3 июля 1919 г. был смещен с должности Главкома и арестован И. Вацетис. Объясняя ситуацию отсутствовавшему в Москве Л. Троцкому в телеграмме, отправленной в его адрес 8 июля 1919 г. сообщалось: "Вполне изобличенный в предательстве и сознавшийся Доможиров дал фактические показания о заговоре, в котором принимал деятельное участие Исаев, состоящий издавна для поручений при Главкоме и живший с ним в одной квартире. Много других улик, ряд данных, изобличающих главкома в том, что он знал об этом заговоре. Пришлось подвергнуть аресту главкома" (см. В.И. Ленин и ВЧК).

Комментируя много позднее арест И. Вацетиса по подозрению в причастности к "заговору в Полевом штабе РВСР", Л. Троцкий писал: "Я полагаю, осведомленность его о заговоре была сомнительна. Весьма вероятно, что недовольный смещением с поста главнокомандующего, он вел неосторожные беседы с близкими к нему офицерами. Я никогда не проверял этого эпизода... Я и сейчас не знаю, что тут верно, в какой мере дело действительно шло о "заговоре" и в какой мере Вацетис был посвящен в него" (см. Троцкий Л. Сталин).

Во время следствия причастность И. Вацетиса к "заговору в Полевом штабе" установлена не была. Дело было передано во ВЦИК. После рассмотрения "дела Вацетиса" в Президиуме ВЦИК 7 октября 1919 г. было принято постановление. "Поведение бывшего главкома, - говорилось в нем, - как оно выяснилось на данных следствия рисует его как крайне неуравновешенного, неразборчивого в своих связях, несмотря на свое положение. С несомненностью выясняется, что около главкома находились элементы, его компрометирующие. Но принимая во внимание, что нет оснований подозревать бывшего главкома в непосредственной контрреволюционной деятельности, а также принимая во внимание бесспорно крупные заслуги его в прошлом, дело прекратить и передать Вацетиса в распоряжение Военного ведомства". Впрочем, в ноябре 1919 г. были амнистированы и все остальные арестованные участники "заговора в Полевом штабе" (см. В.И. Ленин и ВЧК, с. 237). Некоторые из них впоследствии вновь занимали весьма высокие должности в Красной Армии. В частности, Б. Кузнецов в 1923-1924 гг. являлся начальником штаба Отдельной Кавказской армии.

Как отмечалось выше, в том числе и в докладе Особого отдела ВЧК, связи с белыми армиями у "заговорщиков" как таковой не было. Вся же военно-политическая подоплека "заговора", военно-политический смысл поведения "заговорщиков" отчасти объясняет позицию представителей советской военной элиты и в 20-е годы. Офицеры-генштабисты, оказавшиеся в Красной Армии, как это следовало из их показаний на следствии, стремились восстановить "большой Генеральный штаб", путем выдвижения "своих людей на соответствующие должности во всех высших звеньях аппарата управления. Один из участников этой группы заявил, что они хотели создать "сильный Генеральный штаб, который влияет на все отрасли жизни страны в целях ее военной мощи, независимо от того, что стоит во главе правления" (см. РГВА. Ф. 33987). В контексте такого рода военно-политических настроений они хотели установить контакты с выпускниками Академии Генерального штаба, служившими у А. Деникина и А. Колчака (см. С.В. Липицкого).

Заговорщики хотели, в сущности, подчинить властные политические структуры Генштабу, определяя в качестве приоритетных направлений в государственном строительстве и государственной организации "национальную оборону" и армию. Именно этой идеей руководствовался в августе 1917 г. генерал Л. Корнилов, и именно эта идея легла в основу идеологии "белого дела". Эти аспекты и в 20-е годы также характеризуют мотивы участия военной элиты в постановке и решении политических проблем.

Другой эпизод, весьма интересный в связи с рассматриваемым вопросом, как своего рода "пролог", это загадочные события осенью 1920 г.

8 сентября 1920 г. член РВС Юго-Западного фронта С. Гусев сообщил В. Ленину о предложениях "псевдонима", поручика Яковлева, перебежавшего из Русской армии генерала П. Врангеля и оказавшегося в штабе фронта со следующими предложениями. "Во врангелевской армии образовалась тайная офицерская организация, - сообщал поручик Яковлев, - с целью взорвать Врангеля изнутри и передать всю его армию Советской власти. В организацию входит 30 генштабистов, находящихся в главнейших штабах Врангеля. Организация намерена низвергнуть Врангеля и объявить его армию красной Крымской под командою Брусилова. От русского правительства требуются действительные гарантии полной амнистии всей армии без исключения, а также соответствующее обращение Главкома. В качестве доказательства серьезности предложения Яковлев готов выдать главарей врангелевской организации, занимающихся в Советской России подготовкой вооруженного восстания. Временно, впредь до прибытия Брусилова, командование красной Крымской армией поручается генштаба Соколовскому - главарю заговора против Врангеля" (см. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1982. Т. 51. С. 276, 277, 452-453).

В своих воспоминаниях А. Брусилов достаточно пространно останавливается на этом эпизоде. "Склянский мне рассказал, - вспоминал генерал, - что в штабе и даже в войсках Врангеля происходит настоящее брожение. Что многие войска не хотят сражаться с красными, ни тем более бежать за границу, что их заставляют силою драться и покидать родную землю, что состав офицеров определенно настроен против распоряжений высшего начальства. Он задал мне вопрос, соглашусь ли я принять командование врангелевской армией, если она останется в России без высшего начальства. Я отвечал ему, что очень мало склонен теперь принимать какую-либо армию, что стар и болен. Но что если будет необходимо, я приду на помощь русским офицерам, солдатам и казакам, постараюсь быть для них руководителем, и согласовать их действия с планами Советской республики... Я думал: армия Врангеля в моих руках плюс все те, кто предан мне внутри страны и в рядах Красной Армии. Конечно, я поеду на юг с пентаграммой, а вернусь с крестом и свалю захватчиков или безумцев в лучшем случае"(см. Брусилова).

Позднее выяснилось, что действительно в это время начальник врангелевского штаба генерал-лейтенант П. Шатилов вел тайные переговоры с красным командованием об условиях перехода врангелевцев на сторону Красной Армии. Все "распалось", видимо, по иным причинам.

1 октября 1920 г. агент ВЧК сообщал, на основании утверждения А. Гучкова, "что имеется достаточная связь… с военной организацией в Красной Армии, с которой он в связи и на которую очень рассчитывает. По имеющимся сведениям, во главе военной организации в России стоят следующие генералы: Поливанов, Гутор, Клембовский, Сытин 1, Сытин 2. Гучков с давних времен еще до первой революции был в близких отношениях с генералом Поливановым, в бытность его товарищем военного министра, и вместе с ним составлял оппозицию правительству" (см. Русская военная эмиграция…). Не те ли это "главари врангелевской организации, о которой сообщал "поручик Яковлев" и которых он обещал выдать? Косвенно эта информация как бы подтверждается арестами А. Зайончковского, В. Клембовского, А. Гутора, П. Лечицкого и их исключением из состава Особого совещания при Главкоме. Кроме того, П. Фервак (см.) сообщает со слов британских журналистов, что после поражения под Варшавой М. Тухачевский будто бы "размышлял о государственном перевороте". Возможно, эта информация возникла, как результат "преображенных" слухов о действительно имевшем место конфликте между М. Тухачевским, РВС Западного фронта, И. Смилгой с одной стороны, и Политбюро ЦК - с другой, по вопросу о мирных переговорах с Польшей.

Дело в том, что 20 августа 1920 г. войскам Западного фронта за подписью М. Тухачевского, начальника его штаба Н. Шварца и члена РВС фронта И. Смилги был отдан приказ, где, в частности, говорилось: "…Польское правительство, недавно так усиленно просившее о мире, теперь резко изменило политику. Польская мирная делегация в Минске самым подлым образом срывает мир. Сплошь состоящая из шпионов и контрразведчиков польская делегация пытается использовать свое положение для целей разведки... Очевидно, что только на развалинах белой Польши может быть заключен мир. Только окончательно разгромив дело бандитов, мы обеспечим России спокойный труд. Победоносно начатое наступление должно быть победоносно закончено. Позор тому, кто думает о мире до Варшавы…" (Полностью приказ опубликован в Военно-историческом журнале. 1990. № 5. С. 31).

Политбюро ЦК отреагировало сразу же. За подписью В. Ленина в штаб Западного фронта вскоре поступило постановление: "Политбюро постановляет: выразить самое суровое осуждение поступку тт. Тухачевского и Смилги, которые издали, не имея на то никакого права, свой хуже, чем бестактный приказ, подрывающий политику партии и правительства" (см. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 54. С. 431). Политбюро поручило РВСР отменить приказ РВС Западного фронта и "поставить на вид" неправильность его действий, а также поручило главе советской делегации на переговорах К. Данишевскому ознакомить польскую делегацию с этим постановлением (см. Ленин В.И. Биохроника. М., 1978. Т. 9. С. 205). Во всяком случае, некоторые делегаты 9-й партийной конференции, состоявшейся в сентябре 1920 г., предлагали Л. Троцкому создать по этому поводу "следственную комиссию, чтобы обследовать поступки товарищей, которые совершили достаточную политическую и стратегическую безграмотность. В частности, я думаю о минском инциденте…" (см. Материалы конференции…). Очевидно в связи с высказанным предложением и было начато следствие по "делу Тухачевского и Смилги". По этому поводу Главком С. Каменев высказал опасения, что положение на Западном фронте создает очень тяжелую атмосферу.

Не исключено, что одним из поводов к приказу М. Тухачевского и И. Смилги послужил эпизод, о котором сам М. Тухачевский позднее рассказал своему близкому приятелю однополчанину-семеновецу А. Типольту, что во время мирных переговоров с Польшей ему в вагон передали визитную карточку Соллогуба, бывшего офицера нашего семеновского полка. "Ты с ним виделся? - спросил я. - Нет, не счел нужным. Он в трудный момент покинул родину, стал даже ее врагом", - ответил М. Тухачевский (см. Воспоминания о Тухачевском).

Вновь слухи о "конспиративной антисоветской" деятельности представителей советской военной элиты оживляются к 1923 г.